Восприятие “образа врага”в Армении
Сюзанна Барсегян, Армянский институт международных отношений и безопасности
Использование “образа врага” в качестве мягкой силы является сформировавшейся с древнейших времен политической практикой, значение которой особенно возрастает во время кризисовво внутриполитических, межгосударственных и межнациональных конфликтных ситуациях, и основывается на стереотипах массового этнического сознания, как механизм отмежевания от чуждого и защиты от него.
В настоящее время мотивы, механизмы и методы формирования “образа врага” в индивидуальном и массовом сознании довольно разнообразны. Причем, этот образ может быть и надуманным, и реальным. С одной стороны, возможно искусственно создать и распространить “образ врага” как инструмент пропаганды войны: “ Сначала мы создаем врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем приобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию” (1). С другой стороны, наличие “образа врага” для общества имеет фундаментальное значение, его невозможно устранить по каким-либо гуманистическим соображениям: “Образ врага– это некоторый объективный идеологический продукт, своего рода пропагандистский “ВВП” определенной страны и эпохи” (2).
В сущности, “образ врага” -универсальный политический инструмент, позволяющий как созидать (усилить патриотизм, мобилизовать общество, сформировать и укрепить идентичность и др.), так и уничтожать (порождать социальные или межнациональные конфликты, дегуманизировать социальные группы, нации, идеи, ценности и т.д.).
В Армении, которая находится фактически в состоянии войны, является стороной неурегулированного конфликта, которая имеет враждебное окружение и враждебное воображение исторической памяти, проблемы безопасности, а также приоритет сохранения идентичности, есть свои особенности восприятия врага.
Враждебные соседи Армении и перспективы примирения
Сегодня во враждебном восприятии общества Армении Азербайджан считается самой враждебной страной, следовательно, структурирование образа врага происходит в основном вокруг этой страны и этого народа. Согласно армянскому общественному мнению, Азербайджан самой враждебной страной для Армении считает подавляющее большинство населения (до 75% опрошенных) (3). Турция считается самой враждебной для одной пятой всех опрошенных. По сути, эти две страны – основные враги (другие страны вызывают незначительную враждебность). Примечательно, что отождествление Азербайджана с Турцией на протяжении лет изменилось: с течением времени Турция рассматривается все более раздельно от Азербайджана, а также ее враждебное восприятие снижается, а Азербайджана – возрастает. Однако, в отличие от Армении, в Арцахе восприятие враждебного соседства более обострено, а также почти нет разницы в восприятиях Азербайджана и Турции: около 90% опрошенных считает обе страны враждебными в равной степени (4).
Враждебное восприятие проявляется и на индивидуальном уровне. Согласно данным исследования КЦИР- Армении (5), абсолютное большинство жителей Армении не одобряет, если женщины из их нации выйдут замуж за азербайджанца или турка. Определенная терпимость проявляется в вопросе экономических связей. Так, бизнес своих соотечественников с азербайджанцами и турками одобряет соответственно 15% и 25% опрошенных.
Историческая память Геноцида армян, закрытые со стороны Турции границы, с одной стороны, война с Азербайджаном и неурегулированный Нагорно-Карабахский конфликт, с другой стороны, перспективы примирения с этими странами делают нереалистичными. Общественность Армении не считает возможным разрешение Нагорно-Карабахского конфликта мирным путем в ближайшем будущем, несмотря на то, что в своем подавляющем большинстве выступает за мирное разрешение конфликта путем переговоров (6). В сравнении с невозможностью примирения с Азербайджаном, в вопросе с Турцией очевидна намного большая терпимость” к примирению со стороны жителей Армении. Население Армении осознает цену выгод и потерь экономического развития в результате открытия границы, а также влияние этого на безопасность, тем не менее, большинство одобряет урегулирование отношений, однако, без предусловий, придавая важность проблемам признания Геноцида армян и урегулирования Нагорно-Карабахского конфликта (которые Турция использует в качестве предусловий) (7).
Укоренившееся в общественном сознании представление, что Азербайджан и Турция в отношении Армении и Арцаха осуществляют враждебную политику (зачастую это воспринимается как сотрудничество этих двух стран), вызывает всеобщее враждебное восприятие этих стран, в основном не разделяя официальную политику от позиции народов.
Образ врага: стереотипы и восприятия
“Образа врага” в общественном сознании, оценочная характеристика врага, его восприятие и представление о нем может существенно отличаться от “врага”, поскольку образ отражает не только объективную реальность, но и оценочные и эмоциональные компоненты. Кроме того, на формирование “образа врага” большое влияние оказывают стереотипы и установки, мифы и предрассудки, характерные для массового сознания.
Образ врага в лице Азербайджана и Турции является меньше надуманным или мифологизированным и преимущественно связан с реальной угрозой, направленной против Армении, армянского народа или его памятью. Смертельная угроза, идущая от врага и закрепляющаяся в повседневности, становится важнейшим показателем смысловой или риторической структуры этого образа. Следовательно, в циркулирующем образе врага наличествует как инструментальная агрессия – нападение, так и враждебная цель – уничтожение.
Враждебное восприятие укрепляется, образ врага разными способами дегуманизируется, приписывая разные негативные черты, ассоциируя со смертью, ненавистью, заговором, агрессией, насилием и другими враждебными действиями. Азербайджанца или турка (часто используется одинаковый этноним – турок) мы лишаем человеческих признаков, и посредством обобщенного образа превращаем в абсолютное зло. Таким образом, враждебными считаются страна, лидер, народ, идеи, политическая система, культура, цивилизационная принадлежность, история, религия и т.д. Индивидуальные истории противника, по-человечески сопереживание с ним теряются в этой всеобъемлющей дегуманизации: “Ценность каждой отдельной жизни теряется, поскольку внимание людей сосредоточено на центральной теме победы или поражения в конфликте” (8).
На общественном и государственном уровнях образ врага еще больше укрепляется с осознанием того, что в Турции и особенно в Азербайджане имеет место глубокая и всеобъемлющая пропаганда арменофобии – от школьных учебников и историографии до средств массовой информации и официальной пропаганды. Помимо восприятий по поводу сегодняшнего образа врага армяне имеют также его историческую память. Будучи подвергнутыми самому крайнему проявлению враждебности – геноциду, армянский народ несет в себе эту память, следовательно, по соображениям самозащиты пытается сохранить бдительность перед лицом смертельной опасности.
Геноцид и Нагорно-Карабахский конфликт стали частью армянской идентичности. Люди стремятся почувствовать себя частью этого ценного, важного ресурса. “Конфликт также был мифологизирован таким образом, что он рассматривается как крайне важный и даже ценный. Это может быть связано с эмоциональным багажом реализации цены, которая была заплачена за конфликт, и которая выплачивается по сей день. Это включает в себя официальную риторику, которая изображает конфликт практически неразрешимым” (9).
Однако, несмотря на отождествление враждебного Азербайджана с Турцией, армянский народ психологически воспринимает их по-разному. Если наше восприятие Турции – с позиции жертвы, то Азербайджана – с позиции победителя. Если в вопросе Азербайджана мы считаем, что установили справедливость (согласно крайне националистически настроенным кругам – неполную), то в вопросе Турции пока еще актуальным остается требование восстановления справедливости. Эта разница в восприятиях, однако, не мешает сохранять стереотип “турок остается турком” (приписывая его также и нации), тем самым устанавливая глубокое недоверие и ожидание того, что в любой удобный момент они снова осуществят геноцид. Обществу чрезвычайно трудно преодолеть стереотип турка как палача.
Армянская особенность построения “образа врага” еще и не только в том, чтобы закрепить негативные стороны врага, но и посредством позитивного “образа героя” создать антагонизм с “образом врага”. Сопоставляя образ врага с образом героя в той же самой мифологеме, акцентируются сила героя и качества, противоположные врагу. Например, в Армении человека, которому на общественном уровне приписываются бесчеловечные или жестокие поступки, не героизируют (возможно, человек совершил подобный поступок, однако, это не удостаивается или обсуждается на предмет общественного или государственного поощрения). Насилие со стороны армян представляется в качестве справедливого возмездия. Варварство на уровне восприятия не оправдывается. Образ героя-армянина отражается как гуманизм (например, забота о мирном населении), восстановление справедливости, доблесть, преданность родине.
Значение “образа врага”в контексте войны
Пропаганда любой страны, готовящейся к войне, создает “образа врага”, который оказывает непосредственное влияние на враждебное воображение людей. Для противодействия и победы в войне необходимо уничтожать живую силу противника. По этой причине становится необходимым давать противнику бесчеловечную характеристику, которая устранит психологический барьер и оправдает насилие. Кроме того, определения “образа врага” показывают, кто/что является угрозой для народа, каковы параметры этой угрозы и что необходимо предпринять для защиты от врага.
Созданные на основе исторических событий “образа врага” передаются из поколения в поколение, меняются с течением времени, исчезают либо нейтрализуются. Однако, в удобных случаях спящий образ вновь появляется и активизируется в общественном сознании. Так, образ турка как врага, который стал пассивным в советской Армении, активизировался в годы Карабахского движения и последующей войны. Память о Геноциде стала локомотивом Карабахского движения (10).
Сумгаитское преступление 27-29 февраля 1988г народом было воспринято, расценено как проявление геноцида и, тем самым, на первый план выдвинуло память о Геноциде армян 1915-1923гг (11). Таким образом, тяжелый груз памяти о Геноциде и “образа врага” сыграли позитивную мобилизующую роль для Карабахского движения и победы в войне.
Не случайно, что впоследствии Азербайджан в целях национального единения и формирования азербайджанской национальной идентичности начал использовать Нагорно-Карабахский конфликт как инструмент, а “освобождение ” Карабаха – как “священную” цель, вокруг которой должно произойти это единение. На основе этих восприятий азербайджанская элита самыми разнообразными способами пытается воссоздать армянскую модель исторической памяти (Карабах как “землю обетованную”, “потерянную страну”, как Западная Армения для армян, миф о “геноциде азербайджанцев” со стороны армян, армяне/карабахцы – как мифические враги для объединения нации) (12).
Во время Карабахской войны для идентификации и характеристики врага (Азербайджана) использовались именно укоренившиеся в отношении турок стереотипы. Впоследствии, опыт войны и годы состояния войны сформировали образ нового врага – азербайджанца, сделав его более актуальным.
Враг – как важный элемент пропаганды
Концепция “образа врага” напрямую связана с пропагандой. Однако, разные политические режимы по-разному используют эту связь: “Феномен “образа врага” наиболее ярко проявляется и управляет сознанием общества в государствах с авторитарно-тоталитарным политическим режимом” (13). В этом смысле мы видим четкую разницу между Арменией и Азербайджаном/Турцией, а также определенные изменения в Армении после Бархатной революции 2018г.
Механизм негативной мобилизации социума – использование “образа врага” для преодоления внутренних проблем – постоянно применялся во внутриполитической жизни Армении. Власти, используя состояние войны, в политическом дискурсе укоренили противопоставление интересов безопасности и фундаментальные принципы демократии. Эти дискурсы сформировали определенные нарративы, которые были направлены на оправдание авторитарного правления или регресса демократии (авторитарные подходы представляются как залог силы и обеспечения безопасности), оправдание социально-экономических трудностей (за счет постоянной угрозы войны и оборонных расходов), роль гаранта разрешения Нагорно-Карабахского конфликта (проармянское решение напрямую связывается с определенными лицами внутри власти).
Табу “не радовать турка” внутренними недостатками, недочетами, проблемами, тем не менее, в определенной мере было сломано после апрельской революции 2018г. Массовое участие граждан в революции сломало годами циркулирующий миф о том, что армянское общество благодаря исторической памяти, консервативности и здравому смыслу/мудрости не пойдет на внутриполитические потрясения, осознавая опасность их использования враждебной средой и опасность войны. Несмотря на то, что все время акций гражданского неповиновения и митингов этот тезис озвучивался и распространялась информация о приграничных перемещениях и угрозах, тем не менее, это не только не сдерживало участников, но и порождало контраргументы о том, что такая гражданская активность, дух и сила народа, наоборот, могут аналогичным образом быть поставлены на службу обороны страны.
Можем сказать, что в Армении, несмотря на наличие националистического дискурса, нет дискурса ненависти к врагу и крайней агрессивности. В общественном мнении многообразные источники информации, обуславливающие восприятие врага, формирующие его имидж, не идут ни в какое сравнение с пропагандой Турции и особенно Азербайджана, где детская литература, школьные учебники, медиа, политическая риторика и другие средства насыщены словом вражды или пропагандой ненависти. В отличие от представляющейся гомогенной азербайджанской пропаганды, в Армении наличествует плюрализм мнений, а также разница в источниках, формирующих мнение, и в их содержании. В армянском и азербайджанском обществах асимметричность представления и пропаганды “образа врага” проявляется в политической риторике, в СМИ, соцсетях, образовательных программах, искусстве и др. Так, например, в Армении в детской литературе или учебниках нет пропаганды ксенофобии, оскорбительных эпитетов в адрес азербайджанца или турка (14). В СМИ также, несмотря на наличие националистического дискурса, в систематической форме отсутствуют экстремальные проявления и лексикон. К примеру, можно заметить, что больше используется слово противник, нежели враг. Что касается политической риторики, то в Армении риторика войны у всех политических лидеров и сил не была экстремистской.
Более того, в постреволюционной Армении появились новые акценты в дискурсе мира, новое правительство больше стало говорить о готовности к миру и важности мира (конечно, при этом отмечая, что это не тождественно слабости или неготовности к войне), на уровне руководителя страны – премьер-министра страны было объявлено о наличии миролюбивой части в азербайджанском народе и о сотрудничестве с ним.
Особенности механизмов формирования “образа врага”в Армении
Таким образом, подводя итоги, можем сгруппировать следующие основания структурирования “образа врага”:
Традиционные основы
Первичным в армянских особенностях формирования “образа врага” является то, что внешний враг не рассматривается в качестве средства формирования собственной идентичности, поскольку исторически армянский народ не имеет проблемы формирования идентичности, а Армения – почти моноэтничная страна (15) (в Азербайджане, к примеру, наоборот, “образу врага” придается особая важность для утверждения идентичности и объединения этнических меньшинств). Внешний враг больше способствует укреплению внутриобщественных отношений для мобилизации и борьбы с угрозой, исходящей от врага. В традиционных основаниях формирования “образа врага” выделяются следующие элементы:
• Исторический
Историческая память армян и потери в прошлом являются важными факторами сохранения конфликта. Эта память сохраняется свежей даже в не Армении – в Диаспоре. Однако, как сторона, победившая в войне и утвердившая историческую справедливость (с точки зрения армян), армянское общество не имеет такой крайней агрессивности, как проигравшая сторона.
• Стереотипный
Армяно-азербайджанская война оставила “неразорвавшиеся бомбы” в виде стереотипов общественного сознания, которые мешают разрешению/ урегулированию конфликта мирным путем и обсуждению перспектив сотрудничества. Историческая память о Геноциде также сформировала стереотипы враждебного воображения, которые во многом препятствуют урегулированию армяно-турецких отношений. Наше восприятие “образа врага” основывается на разных “архетипах” врага – “агрессор”, “варвар”, “преступник ”, “насильник”, “мучитель”, “палач” и т.д.
• Социально-психологический
В этнических автостереотипах армяне характеризуют себя как добрых, неагрессивных, нежестоких, созидающих, оседлых, и наоборот: в гетеростереотипах турка/азербайджанца приписывают свойства жестоких, агрессивных, уничтожающих, захватчиков. Такое противопоставление дает возможность в случае кризисов применить один из самых простых и действенных средств вытеснения социальной напряженности, агрессивной энергии – направить ее в сторону врага.
Целе-рациональные и ценностно-рациональные основания
Помимо вышеуказанных традиционных оснований, причиной нашего враждебного отношения к Азербайджану и Турции и конфликтной ситуации являются интересы и устремления двух стран. Целе-рациональной основой “образа врага” являются претензии и отказ от компромиссов со стороны Азербайджана по территории, со стороны Турции – по вопросу признания Геноцида и компенсации. Сформировавшаяся на этой основе враждебность еще больше укрепляется ценностно-рациональными мотивами. Определение врага еще больше укрепляется посредством противопоставления идейных, этнокультурных, религиозных и других ценностей. Например, в образе врага мы противопоставляем наши идейные отличия, отличия в политической системе, нашу культурную, религиозную и цивилизационную принадлежность, отличие в продолжительности истории.
Манипулятивные основания
Манипуляции “образом врага” осуществляются как во внешних, так и во внутренних процессах. Третьи заинтересованные страны также применяют инструмент манипуляции в отношении “образа врага”. Понятие врага уже само по себе порождает негативное восприятие, что не может не только восприниматься положительно, но и сформировать непредвзятое отношение. Армяне приписывают врагу более низкий статус – низкий интеллект, низкую степень самоорганизации, низкую культуру, историю без истории, неимение сформировавшейся национальной идентичности. Зачастую врагу приписываются собственные упущения и прегрешения.
Использование “образа врага” также имеет место во внутриполитической жизни Армении. Бывшие власти использовали образ врага для легитимации политического режима, гиперакцентировании вопросов обороны и оправдания военных расходов за счет социальных и т.д. Однако, революция внесла определенные изменения в этот механизм манипуляции, показав мифичность несовместимости идущей от врага угрозы – безопасности/войны, и образа врагадемократии. Популярность использования метода конструирования “образа врага” для манипуляции общественным сознанием именно в странах с авторитарным/тоталитарным режимом характеризуется также наличием в этих государствах пропаганды как главного политического инструмента идеологического влияния.